Стрепет и красная утка в Дьяковском лесу

Дьяковское лесничество - поистине волшебное место. Колки, заросли кустарников и лесные посадки перемежаются тут холмами, покрытыми степными травами. И потому лесными животными оно воспринимается как лес, а степными - как степь. Имеет значение и то, что эти крошечные пятна целины - единственные остатки некогда бескрайних степей Поволжья.

Так же, как и любой зоолог, окажись он на моем месте, я не могла не удивляться всякий раз, когда среди молодых посадок сосны слышался тихий треск, похожий на звук разрываемого полотна, - голос токующего стрепета. К этому невозможно было привыкнуть. Стрепеты - среднего размера, плотного сложения птицы, типичные жители степей - упорно избегают распаханных земель. Этим, вероятно, и объясняется их необычайно низкая численность в настоящее время. Не случайно они включены в Красную книгу СССР в число редких видов. Стрепеты не могут жить даже на многолетних посевах трав. Им обязательно нужна естественная растительность, причем такая, где кустики высокой травы перемежаются с плешинами голой земли. На многокилометровых маршрутах при учетах птиц я ни разу не встретила стрепетов на полях. А вот в лесничестве они то и дело попадались на глаза. Пара стрепетов обитала всего в трехстах метрах от нашего дома. Самца я видела ежедневно. В его владении был небольшой участок разнотравья рядом с молодыми посадками сосны. На границе его вотчины располагалось пять особых площадок, размером примерно в два тетрадных листа каждая, утоптанных крепкими ногами птицы. Здесь самец токовал на восходе и на закате солнца, перекликаясь с невидимыми за лесом соседями. Сюда же он выбегал всякий раз, когда кто-нибудь шел по дороге. С небольшого возвышения стрепет мог хорошо рассмотреть прохожих, оставаясь почти невидимым среди травы. Птица была как будто привязана к своим дозорным участкам. В любое время, когда только возникала какая-то опасность или даже просто малейший намек на нее, здесь можно было услышать его голос.

На открытом степном участке самец стрепета виден издалека

Токуя, стрепет резко запрокидывает голову назад и раздувает черный воротник на шее. Его маленькая серая головка делается в это время незаметной, зато резко выделяется черный затылок, отороченный белой каемкой.

Самки я не видела ни разу. Цвет ее оперения удивительно сливается с окружающей почвой и растительностью. Гнезда стрепета, устроенные на земле в небольшой ямке, можно обнаружить лишь случайно, и находят их очень редко. Самка сидит на гнезде с необыкновенным упорством. Трактористы рассказывают, что она не слетает с гнезда даже тогда, когда к нему вплотную подходит трактор во время покоса. Нередки случаи, когда ее режут ножи косилки. Если бы птица при приближении машины убегала или хотя бы привставала со своего места, у трактористов была бы возможность обнаружить гнездо и объехать его стороной. Но в тщетной надежде на свою покровительственную окраску птица ни при каких обстоятельствах не покидает кладки и часто гибнет вместе с ней.

Красные утки, или огари, - второе чудо Дьяковского леса. Для этих исконных обитателей степей лесничество оказалось последним пристанищем в районе.

Каждое утро в мае в шесть часов над лесом начинал звучать тревожно печальный дуэт медленно летящей пары красных уток. Одна из птиц на лету произносила стонуще "кланг, кланг, кланг", а вторая успокаивающе отвечала "кыррр, кыррр, кыррр". Они подолгу кружили в воздухе, внимательно вглядываясь в поверхность земли, как будто что-то забыли или потеряли там. К этой паре постепенно присоединялись другие - и вскоре в воздухе уже кружила небольшая стайка огарей.

Сидящая на гнезде самка стрепета незаметна среди травы

Я издалека следила за огарями в бинокль, пытаясь обнаружить места, где они гнездятся. Каждое утро над высоким безлесным холмом, с которого хорошо просматривались окрестности, пролетало 12-15 птиц. Их внимание привлекали заросшие травой и шелюгой песчаные холмы. Временами отдельные пары, не переставая кричать, опускались на несколько минут на землю.

Как ни странно, но о жизни этих ярких, бросающихся в глаза птиц известно очень мало. А тем временем численность их неуклонно сокращается, и нет гарантии, что они не исчезнут с лица земли. Известно, что огари имеют обыкновение гнездиться в норах. Эти крупные, размером почти с домашнего гуся утки нуждаются в больших убежищах. Однако сами они выкапывать их не способны. Селятся они в жилищах лисиц, барсуков, волков и сурков. Всех этих зверей, за исключением сурков, в Дьяковском лесу предостаточно. Песчаные бугры словно созданы для рытья. Найти удобный крутой склон и выкопать нору для любого зверя здесь не составляет труда. Особенно много в таких местах лисьих городков. Каждая семья имеет по нескольку квартир и меняет их ежегодно, а то и в течение одного сезона, если их кто-нибудь потревожит.

Засекая места, куда опускались красные утки, я обнаружила несколько десятков лисьих поселений. Большинство из них пустовало, но были и обитаемые. Таким образом попутно мне удалось познакомиться с одним лисьим семейством, и я решила его сфотографировать. Родители охотились где-то вдалеке от дома и появлялись редко. Двое лисят были уже большие, почти вполовину размера взрослых. Весь день, если не было жары, они проводили на поверхности в непосредственной близости от норы. Здесь они играли, разыскивали остатки зарытых в землю съестных запасов или спали, свернувшись клубочком.

Придя рано, еще в утренних сумерках, я осторожно приблизилась метров на семь к норе, стараясь не шуметь, поставила палатку и тотчас спряталась в ней. Лисята вылезли на поверхность земли, когда стало пригревать солнце. В семь часов с охоты явилась лиса. О ее приближении известили сороки, которые начали исступленно стрекотать в кустах. Заметив засидку, самка к норе не подошла. Некоторое время она бегала поодаль, злобно рявкая, а затем исчезла совсем. Лисята долго испуганно прислушивались к беспокойному голосу матери. Их большие широкие уши, отороченные по краям белой шерсткой, поворачивались в разные стороны, как локаторы. Когда они успокоились, обнаружилось, что фотографировать из моего скрадка невозможно: отдельные травинки и прутики заслоняли весь кадр. Посидев и посмотрев на малышей еще около часа, я осторожно уложила свои вещи и вылезла из палатки, чтобы убрать мешавшие мне растения и поскорее уйти, перенеся съемку на завтра.

Молодые зверьки, видимо, уже привыкли к запаху человека, и мое появление для них не было чем-то новым или неожиданным. Они продолжали как ни в чем не бывало заниматься своими делами. Даже когда я подошла к норе, лисята спокойно расхаживали возле меня и не собирались прятаться. Их острые мордочки не выражали ни страха, ни удивления, казалось даже, что зверьки рассчитывают на угощение. Их можно было фотографировать без всяких ухищрений, просто в упор. Но я не стала доставать убранный на дно рюкзака фотоаппарат, решив прийти на другой день и заняться съемкой как следует. На следующее утро до рассвета я была уже на месте. С собой у меня был прихвачен подарок моим новым знакомым - пяток яиц. Но лисята исчезли. Ночью родители увели их в другое убежище. А в шесть часов, как всегда, надо мной с криком стала кружить пара огарей. Эта нора давно уже привлекала их внимание. Перед тем как уйти, я выровняла песок на бугре, чтобы по следам определить, бывают ли здесь утки. То же было сделано и в других лисьих городках.

На склонах песчаных холмов Дьяковского леса много лисьих городков. Жилище лисиц имеет несколько входов, подрастающие лисята показываются то у одного, то у другого из них

Оказалось, что огари каждое утро посещают большинство имеющихся в лесу нор - их перепончатыми лапами была утоптана почти вся земля у входов. Охотник, добывший волчат из логова, рассказал, что на всех свежих кучах песка, которые он набросал, раскапывая нору, буквально на следующий день появились следы утиных лап. Во время утренних путешествий птицы не оставляют без внимания ни одно углубление в земле, и там, где это только возможно, они обязательно залезают внутрь. Иногда по нескольку дней подряд они посещают одну и ту же нору. В таких случаях у меня появлялась уверенность, что наконец-то найдено гнездо. Но птицы вдруг ни с того ни с сего бросали этот участок, облюбовав другой.

Наконец я выследила нору, в которой огари действительно гнездились. Вели они себя здесь так, что их было не видно, не слышно. До 15 мая каждое утро около восьми часов пара птиц подлетала к склону холма откуда-то издалека, вероятно, с поля ячменя, где утки кормились просыпями зерна. Самка сразу исчезала в норе, а самец уже в одиночестве направлялся на соседний бугор, где стоял весь день, зорко следя за окрестностями. Когда я проходила поблизости, он всякий раз взлетал и с беспокойным криком проносился над головой. И что больше всего меня удивило - утиных следов у обитаемой норы не встречалось. Сколько раз я ни рыхлила песок, на нем отпечатывались лишь лапы лисиц, сорок, даже мелких птиц, но только не уток. Однако тоненькие палочки, которые я вертикально втыкала у входа, каждый день оказывались лежащими на земле. Самка слетала с гнезда один или два раза в сутки. Возвращаясь назад, она старалась не ступать по чистому песку. 8 июня, когда я в очередной раз подошла к норе, самец не кружил над моей головой, как обычно. На этот раз он стоял метрах в двадцати и молча, напряженно смотрел. Близилось время вылупления утят.

Заглядывающие в разные норы огари, возможно, принадлежат к тем птицам, которые еще не выбрали себе место для поселения или кладка которых почему-либо пропала. Но не исключено, что это лишь маневр для того, чтобы отвлечь внимание от места, где действительно устроено гнездо. Ведь хотя кладка упрятана глубоко, уток подстерегает немало неприятностей. На мой взгляд, наибольшую опасность для птиц представляют пастушьи собаки. Эти крупные, крепкие, всегда голодные хищники, сопровождая стадо, постоянно заняты поисками чего-нибудь съестного. По следам можно было видеть, что они не пропускают ни одной норы без того, чтобы не поинтересоваться, не скрывается ли кто-нибудь внутри. Часто у нор виднелись следы собачьих пороев, в одном из которых я обнаружила перышки утки. От мелких степных лисиц птицы способны защититься, но с крупной собакой им не справиться.

Сколько трудов и напряжения стоит огарям гнездование в лесу, вдали от подходящих водоемов! В норе их в состоянии поймать любая дворняга. Но и в тех случаях, когда насиживание прошло благополучно, птиц ожидает не меньшее испытание - путь к воде. Им приходится идти с маленькими птенцами по суше в открытой, населенной людьми местности. Огарей, ведущих птенцов, встречали почти все жители ближайших поселков. В жаркий день на суше утята выглядят так беспомощно, что однажды трактористы лесхоза наполнили водой тазик и поставили его на пути следования усталого выводка. Но птицы обошли его стороной. Другой раз сторож, охранявший бахчу, заметил выводок огарей прямо на дороге. Не обращая внимания на машины и людей, взрослые птицы вели утят к Усатовской балке - небольшому искусственному водоему возле деревни. От леса до запруды было шесть километров.

Мне посчастливилось встретить пару огарей с выводком из десяти утят 24 мая в узком пруду на краю леса. Самец с беспокойным криком вылетел навстречу, а самка увела детей в куртинку тростника. Птицы держались на этом пруду четыре дня. Но после того как отсюда начали качать насосом воду, они вынуждены были уйти.

По-видимому, очень многие утята, а с ними и взрослые птицы, которые их защищают, погибают на пути к водоемам. Уже оперяющихся птенцов красной утки охотники видели на глубоком озере, на расстоянии примерно двадцати километров от леса. Видимо, сюда выводки попадают не сразу, а после серии остановок на маленьких искусственных степных водоемах, которые встречаются им по дороге.

Итак, гостеприимный Дьяковский лес оказался пристанищем не только для лесных и степных, но даже и для водоплавающих птиц. И хотя на этой территории пока нет ни заповедника, ни заказника, мир птиц сохраняется здесь в довольно полном составе. Однако влияние людей на судьбы разных видов неодинаково, поэтому и заботы о их сохранении требуются разные. Если хищникам, гнездящимся на деревьях, а также мелким воробьиным видам достаточно того, чтобы их не беспокоили, для сохранения стрепета следует взять под охрану места его гнездования, не пасти там скот и начинать сенокос в сроки после вылупления птенцов. Для защиты красной утки нужно обходиться при выпасе скота без собак. Эти меры не представляют больших трудностей, не нуждаются в дополнительных затратах и уже начали вводиться в обиход работниками лесхоза. Поэтому есть надежда, что ни стрепет, ни красная утка не исчезнут из приютившего их необыкновенного леса.

Жизнь животных на сельскохозяйственных землях

На освоенных людьми безлесных угодьях дикие животные зависят от людей еще сильнее, чем в лесу. При этом чем крупнее по размерам вид, тем больше неприятностей его ожидает. Так, например, при увеличении количества выпасаемых животных на естественных пастбищах в Казахстане суслики не пострадали. Напротив, выбитые скотом участки с разреженным травостоем оказались для них более удобны, чем ковыльные степи с густой травой, затрудняющей обзор местности. И хотя с малым сусликом ежегодно проводится борьба с помощью отравленной зерновой приманки, он продолжает благоденствовать и наносить ущерб пастбищам и даже посевам зерновых культур.

Другое дело, степные сурки, или байбаки. Этим крупным грызунам требуются значительные территории с определенным составом растительности. Распашка целинных участков действует на них губительно. Осложняет их существование и то, что они являются выгодным и легкодоступным объектом промысла и, что гораздо хуже, браконьерства. Все это привело к столь сильному сокращению численности этих животных, что уже встает вопрос об их реакклиматизации, то есть об искусственном расселении части приплода из тех мест, где они еще сохранились, туда, где они раньше встречались.

Те, кому удалось побывать в степях, в которых еще есть сурки, могут считать это большой удачей. Так же, как случайная встреча в городе с доброжелательным, милым, незнакомым человеком дарит радость на целый день, так и присутствие сурков, их деловитые фигурки у дороги создают в степи какую-то особую атмосферу умиротворения и покоя.

Степной сурок - дозорный целинных степей

Сурчиное семейство встречает восход на холмике возле своей норы

Байбаки - чудесный степной народец. Даже высохшим полынным просторам они придают домашний уют. Особенно трогательно выглядят зверьки, когда встают на задние лапки. При этом передние свешиваются на грудь, как руки, а толстые животики выпячиваются так, что спинка немного прогибается вперед. Вся фигурка их воплощает простодушие и наивность, хотя на самом деле такая поза означает настороженность.

Значительные колонии сурков в Северном Казахстане сохранились неподалеку от Наурзумского заповедника. Зверьки чудом уцелели во время распашки и освоения степных земель в ближайших районах. Их охраной сейчас занимаются сотрудники заповедника, и можно надеяться, что эти редкие теперь грызуны не исчезнут из Кустанайской области, как это произошло во многих районах Европы. Вблизи Терсекского участка заповедника сурки живут не только на полынных пастбищах, посевах многолетних трав, но даже и на ежегодно распахиваемых землях. Наиболее подходящими оказываются для них условия на целинных выпасах. Здесь семьи располагаются неподалеку одна от другой.

Жилище сурков состоит из одной глубокой гнездовой норы и множества временных, используемых для укрытия. Каждая семья имеет как бы одну просторную "квартиру" в центре и множество небольших "дач" на периферии. "Квартиры" используются много лет подряд не одним поколением, хозяева ежегодно ремонтируют и углубляют их. И каждый раз на поверхность выбрасывается при этом значительное количество грунта. Постепенно у основной норы образуется плотно утоптанный гладкий желтый холмик - бутан. Когда дети подрастают, на нем встречает восход солнца все сурчиное семейство. Здесь же зверьки собираются вечером перед сном.

Представление о величине норы можно получить из такого примера. Один шофер, работавший на водовозной машине, сетовал на то, что вылил в сурчиную нору 450 литров воды и все-таки не сумел выгнать зверьков на поверхность.

Сурчата, как и все дети, непоседливы и любопытны

Самец и самка сурков в пору воспитания детей мало интересуются друг другом, хотя и живут в одной норе

Летом 1976 года хорошо уродились и пшеница, и травы в степи. Это сказалось и на сурках. Весной 1977 года в каждой семье родилось по пять - семь детенышей. В начале мая сурчата уже самостоятельно питались травой, но продолжали еще подкрепляться и материнским молоком. Вблизи дороги, по которой я часто ходила, жила семья сурков, которая мне особенно полюбилась. Каждое утро, как только краешек солнца показывался из-за дальнего степного горизонта, сурчата вылезали из норы. Вслед за ними появлялась и мать. Встав столбиком на своем бутане, она внимательно осматривала окрестности. Дети кучкой теснились у ее ног. Освещенная низкими желтыми лучами восходящего солнца сурчиха в окружении льнущих к ней рыженьких сурчат олицетворяла извечную красоту материнства. Как только солнце начинало припекать, зверьки разбегались на кормежку, распределяясь возле нор.

Поздним утром байбаков в степи уже не видно. Они бродят среди травы, поспешно набивая животы зеленью. Но когда кто-нибудь из них замечает опасность, он опрометью мчится к ближайшей норе, встает возле нее столбиком и издает тревожный крик-сигнал, по которому каждый спешит к своему убежищу. Оказавшись рядом с его спасительным входом, зверек встает на задние лапки, чтобы лучше рассмотреть причину тревоги. По мере моего продвижения по степи, как по взмаху волшебной палочки, вся земля начинала покрываться причудливо расставленными живыми столбиками.

В мою задачу не входило фотографировать зверей, но приглянувшееся мне семейство, казалось, само просилось запечатлеть его на пленку. Неподалеку от их бутана я заблаговременно поставила свою засидку. Все сооружение напоминало сделанную из тонкой проволоки клетку для зверя среднего размера. Снаружи оно было замаскировано травой, под которой на каркасе была натянута тонкая материя. Обитатели норы скоро привыкли к нему. Издалека в бинокль часто можно было видеть, как они спокойно расхаживают или стоят на бутане прямо перед засидкой.

Через несколько дней утром, еще до восхода, я устроилась в укрытии с телеобъективом и камерой. Сурки начали показываться из норы, как только появился краешек солнца. Сначала вылезли малыши и изумленно уставились на мой объектив. За ними осторожно высунулась по пояс мать, посмотрела на засидку и подняла крик. Сурчата юркнули обратно в свое подполье. Самка же, не решаясь выйти на поверхность, но и не прячась полностью, долго и сердито ругалась, глядя в мою сторону, до тех пор, пока солнце не поднялось довольно высоко. О фотографировании в этот день думать было уже нечего.

О причине провала задуманных съемок я догадалась не сразу, хотя на дальних степных дорогах хватает времени для размышлений. Только на другой день мне стало понятно, какую ошибку я допустила. Заботясь в первую очередь о хорошем освещении, я поставила свое укрытие с таким расчетом, чтобы солнце оказалось прямо за моей спиной, но при этом не учла, что низкие лучи солнца, пронизывая тонкую материю палатки насквозь, делают ее как бы прозрачной. Внимательным зверькам ничего не стоит разглядеть притаившегося в скрадке человека, особенно если он шевелится, работая с оптикой. Солнце высветило меня перед сурками, как в театре теней.

Самец степного сурка в конце лета становится малоактивным, он любит подремать, полежать возле норы. Вероятно, поэтому его второе название - байбак - стало нарицательным

Поняв свою оплошность, я в следующий раз исправила ее, завесив переднюю стенку плотной материей. И тогда мне удалось наблюдать вблизи трогательные моменты жизни сурчиного семейства.

Когда лучи солнца коснулись бутана, из норы вылезли два детеныша. Они с опаской озирали окрестности, готовые в любую минуту юркнуть обратно. Затем появилась сурчиха. Придирчиво оглядев мою засидку, на этот раз она не нашла ее подозрительной и, встав на цыпочки, начала осматриваться по сторонам. В низких солнечных лучах желтый мех сурков казался ярко-оранжевым. Вслед за матерью из-под земли высыпали остальные сурчата. Всего их оказалось пять. Они были неугомонными и непоседливыми, как все дети: то ныряли в нору, то выскакивали наверх, то прижимались к земле, то вставали на цыпочки, нюхали друг друга, касаясь носами, толкались.

Я принялась торопливо снимать, но то один, то другой сурчонок выскакивал вперед и загораживал собой остальных. Для такой группы зверят моему объективу не хватало глубины резкости. Я торопилась, роняла пленку, нервничала. И в то же время меня не оставляло чувство восторга и удивления, мне хотелось запечатлеть как можно больше событий. А как было бы хорошо расставить их всех в ряд и посадить мать и отца в центре, как и подобает на семейной фотографии. Но зверькам было не до снимков. Торопясь к завтраку, они стали разбегаться по участку, поближе к своим временным норам.

Вскоре сурчата оказались и сбоку, и сзади от моей засидки. Не обращая на нее внимания, они усердно кормились. Последним из норы вылез отец семейства. К этому времени самка еще не успела покинуть наблюдательный пост, но при встрече супруги не обратили друг на друга внимания. Самка потрусила к дальней временной норе. Байбак лег на бутан, вытянув лапы, и несколько минут нежился в солнечных лучах. Он был уже достаточно упитан и не спешил приниматься за завтрак. Но через некоторое время и он ушел на дальний конец участка, занявшись углублением небольшой подсобной норы.

Солнце поднялось довольно высоко. Было уже семь часов утра. У сурков начался обычный трудовой день. У зверей не бывает выходных, но суббота и воскресенье для них тяжелые дни недели. В это время по степным дорогам на мотоциклах и машинах передвигается особенно много людей, а сурчата еще такие неосторожные! После того как мать, наевшись, скрывается в норе, они остаются без присмотра и с любопытством глазеют на машины. Зверьки не спешат прятаться даже тогда, когда к ним приближается человек или собака.

Несмышленых сурчат ловят все - и собаки, и лисы, и волки. А люди часто берут их домой для забавы. Малыши оказываются очень милыми живыми игрушками. Однако игрушки эти недолговечны. Чаще всего зверек убегает во двор и становится жертвой домашних псов или даже кошек.

К концу лета выводки молодых сурков делаются опытнее и осторожнее. Зверьки заметно толстеют и начинают походить на живые боченочки. Когда они поднимаются на задние лапки, передние уже не сходятся на груди, животик выпирает горкой. Однако полнота не безобразит животных. Она не вызвана ленью, обжорством или болезнью. Наоборот, она свидетельствует о трудолюбии. Запасы в виде жира необходимы зверькам впрок, на долгую зиму.

Сурки обходятся без водопоев. Состав их корма отличается от того, что потребляют овцы. И поэтому зверьки благополучно могут жить бок о бок с домашними животными. Не нуждаясь ни в пастухе, ни в запасах сена, они старательно нагуливают к осени богатый витаминами жир. При бережливом хозяйственном отношении к этим животным человек может иметь дополнительный доход с целинных пастбищ.

Когда байбаки впадают в спячку, степь становится пустой и безжизненной. Такой она останется навсегда, если людям не удастся сохранить на земле милый сурчиный народец, одно присутствие которого создает хорошее настроение.