Когда я собиралась ехать в заповедник, мне многие завидовали, говоря, что они также с удовольствием пожили бы в безлюдном дремучем лесу. Я иногда пыталась себе представить, какой бы вид имели эти завзятые горожане в летнюю пору в пойменных угодьях.
Однако мало того, что лес встречает в штыки людей, он не дает места и связанным с ними животным. Подобно сорным растениям, которые не растут на естественных лугах и лесных полянах, птицы, живущие возле человека, в заповеднике чувствуют себя "не в своей тарелке". Совсем не решаются залетать сюда воробьи. Серые вороны хотя и наведываются в заповедник регулярно, но гнездятся тут редко. Кстати, притесняет их в основном ворон. Сороки держатся вдоль границы заповедных земель и являются здесь такой же редкостью, как соловьи в плодовых садах.
В первые дни жизни скворчата тихо лежат на дне дуплянки
Оперившиеся скворчата уже не ждут, пока родители, несущие корм, залетят в леток. Они сами тянут головы им навстречу
И только скворцы весной и летом готовы заселить все скворечники и дупла как в поселках, так и в лесу. Их многочисленному племени постоянно не хватает гнездовий, поэтому весной песни скворцов раздавались в самых глухих уголках заповедного леса. Известные пересмешники, эти птицы, во время зимних миграций повидавшие чуть ли не полсвета, вплетали в свой напев то крики чибиса, то посвист чечевицы или иволги, а иногда и голоса каких-то заморских жителей. Случалось иной раз, что я, услышав незнакомый голос, пыталась разыскать неведомого певца, а оказывалось, что это все тот же обыкновенный скворец, самозабвенно распевающий возле дупла, выдолбленного большим пестрым дятлом. Но больше всего этих птиц гнездилось на лесных опушках, где работниками заповедника было вывешено много добротных скворечников.
Аппетит у скворчат так велик, что они хватают принесенный им корм вместе с головой взрослой птицы
Хотя скворцы успешно заселяют все подходящие гнездовья, жизнь их в лесу отнюдь не представляет такой идиллии, как в поселках или даже в городах. Когда птенцы начинают подрастать, за них принимаются хищники. То и дело со всех сторон слышатся тревожные крики взрослых птиц. Невольно думаешь, уж не человека ли они зовут на помощь. При каждом удобном случае я старалась выяснить причину переполоха. И всегда виновницей оказывалась лесная куница. Однажды зверек был застигнут прямо на месте преступления. Сидя в скворечнике и высунув голову из летка, он пускал сытые слюни, равнодушно посматривая то на меня, то на летающих рядом с громкими криками обездоленных хозяев. Хищник, видимо, только что съел весь выводок и не имел желания или был не в состоянии с набитым животом выбраться наружу через узкий леток.
Нигде мне не приходилось видеть куниц так часто и притом в светлое время дня. То они гонялись друг за другом по песчаной дороге, то пушистый зверек крался по высокой траве, то его яркая шерстка мелькала среди бурелома.
Как только птенцы начали оперяться, из всех скворечников на опушке леса, за которыми проводились систематические наблюдения, стало пропадать по одному-два скворчонка, а некоторых обнаружили на дне гнезда мертвыми - все это было "делом рук" лесной куницы. Не случайно этот зверек, обычно активный в ночное время, перешел в этот период на бодрствование днем. Таким образом он облегчил себе поиск добычи: днем подросшие скворчата так галдят, что их можно обнаружить с расстояния более сотни метров, ночью же они молчаливы.
В период вылета скворчат у куниц наступает своего рода заготовительная пора - этот мелкий хищник убивает больше, чем может съесть. В жаркую погоду трупики птенцов быстро высыхают в скворечниках. Зимой во время бескормицы зверьки отыскивают эти летние запасы, и они служат им большим подспорьем.
Пришлось принять специальные меры, чтобы спасти скворчат от куниц хотя бы в тех дуплянках, где проводилось изучение питания этого вида птиц. Стволы нескольких деревьев обмотали широкими полосами старой полиэтиленовой пленки, которая мешала кунице взбираться вверх. И в итоге выводки уцелели только в скворечниках, висевших на таких "скользких" стволах. Итак, в хорошо заметных издалека добротных искусственных гнездовьях с большим летком в безлюдных местах скворцам приходится нелегко.
Не лучшая участь ожидает и других птиц - спутников человека. Воробьи и ласточки-касатки если и решаются проникнуть в заповедник, то ютятся здесь только возле кордонов, где находятся люди. Около месяца я прожила на пустом кордоне Бережина, где стала невольным свидетелем того, в каком плачевном положении оказываются животные, связавшие свою судьбу с людьми, в тех случаях, когда остаются вдруг без своих хозяев.
Егерь и его семья покинули Бережину еще зимой. Опустел добротный дом, обнесенный бревенчатым забором двухметровой высоты. Хотя эта ограда и не могла изолировать двор от птиц и грызунов, но все-таки она создавала внутри свой, условно замкнутый мир. Я приходила домой только ночевать. Земля вокруг, не вытаптываемая больше копытами домашних животных и людьми, зарастала травой. Всюду виднелись следы запустения. Но за коньком крыши еще обитало шесть пар домовых и три пары полевых воробьев, а в ветхих помещениях конюшни, коровника и птичника весной построили гнезда ласточки-касатки. Однако над всеми пернатыми обитателями дома как будто висел какой-то злой рок: только они заканчивали кладки, как кто-то их уничтожал. У ворот и во дворе то и дело появлялись свежие скорлупки разбитых яиц.
С ласточками все выяснилось довольно просто. Однажды утром, задержавшись дома позже обычного, я увидела, как по забору воровато скачет сорока. Приблизившись к сараю, она проворно шмыгнула туда через открытую дверь. Птица проверяла, не появились ли в ласточкиных гнездах новые кладки взамен уничтоженных ею раньше. С тех пор пришлось запирать все надворные постройки на засов, чтобы их случайно не открыл ветер. Ласточки легко проникали внутрь через щели над дверями, а для сорок они оказались слишком узкими. После этого у касаток дела пошли на лад, и больше их никто не беспокоил.
Между тем воробьи продолжали бедствовать. Во дворе часто раздавались их жалобные крики. Эти не выносящие одиночества птицы и обедают, и радуются, и опасность встречают сообща. То и дело все воробьиное население нашего двора взлетало на единственную яблоню и, усевшись рядком, начинало тревожно верещать. Несколько раз я пробовала определить, что же так взволновало птиц, но ничего подозрительного не обнаруживала. Даже кошки у нас не водилось. Однако воробьи с опаской заглядывали за обшивку дома, где у них были спрятаны гнезда. Кто-то, невидимый снаружи, лазал под крышей. Однажды при очередном шуме во дворе я вышла из дома и увидела ужа, который спокойно грелся на солнце. Воробьи, сидя на нижних ветках яблони, смотрели на него с ужасом. Известно, что эта безобидная для человека змея не прочь полакомиться птичьими яйцами и птенцами, как и все рептилии. Этого ужа я видела не в первый раз. Утром он иногда попадался мне возле крыльца. При моем приближении уж уползал, как бы втекая в маленькую щель между досками. По вечерам он появлялся на середине двора и вызывающе на меня поглядывал. Я с первых дней подозревала, что именно уж разбойничает в птичьих гнездах. Так оно, видимо, и было. Выглядел он превосходно - был упитанным и блестящим. Однако закрыть ему доступ к гнездам воробьев не было никакой возможности. И ни одна пара птиц не смогла вывести птенцов.
Немалую дань со взрослого воробьиного населения нашего двора брал чеглок. Этот довольно крупный прекрасно летающий соколок часто появлялся возле дома. Обычно он выбирал тот момент, когда воробьи с тревожными криками усаживались на яблоню и их внимание было сосредоточено на уже. Сокол стремительно налетал из-за угла, хватал зазевавшуюся птицу и, зажав в лапе, уносил в лес.
Известно, что воробьи часто поселяются возле крупных хищных птиц. В пустыне Средней Азии я находила гнезда индийского воробья, вмонтированные между толстыми сучьями, в жилище беркута, нередко воробьи приноравливаются жить вместе с канюками-курганниками. В Казахстане приходилось встречать гнезда полевого воробья в жилище коршуна и даже вороны. Этот обычай пользоваться покровительством сильного соседа у воробьев, по всей вероятности, распространился и на людей. К тому же человек обеспечивает этих птиц не только безопасным убежищем, но и кормом. Дом же, покинутый людьми, отдаленно можно сравнить с опустевшим орлиным гнездом. Лишенные сильных покровителей, воробьи среди белого дня боязливо жались к бревнам забора, с опаской наблюдая за небом. Не было слышно писка птенцов под крышей.
Хищники не оставляли наш дом и ночью. До наступления настоящего тепла, пока еще не появились комары, я часто проводила вечера на крыльце. Электричества на кордоне не было, но луна светила так ярко, что можно было заниматься записями в дневнике, на которые не хватало времени днем. Тишина прохладной безветренной ночи особенная. Нет еще удручающего комариного гуда. Холод не дает распеться и соловьям. То один, то другой из них робко принимается трещать, но тут же умолкает на полуфразе. К одиннадцати часам затихают и они. Однажды в такую пору появился неожиданный гость. Сначала кто-то негромко стукнул по крыше сарая. Затем тихо ударили по воротам. И вдруг на поленницу дров прямо посреди двора опустилась сова. Если бы не легкий стук когтей о дерево, ее появление было бы совершенно бесшумным. Светло-серая птица размером с коршуна оказалась всего в двух метрах от меня. Лунный свет отражался в ее больших круглых черных глазах. Это была серая неясыть. Ее интересовали мыши, которые вынуждены были ночью выбираться из дома и бегать по окрестностям в поисках съестного.
Сова молча вертела головой, прислушиваясь. Перелетела на забор, посидела на крыше. Не обнаружив на этот раз нигде мышиного шороха, она спланировала за сарай.
Старый дом принадлежал уже не людям, а лесу. Этот островок опустевшего человеческого жилья поглощался природой - в заповеднике было ее царство.