В 1845 году американский писатель Генри Дейвид Торо (1817-1862) покинул цивилизованный мир и два года провел в маленькой хижине на берегу Уолденского пруда близ Конкорда (штат Массачусетс). Его рассказ о жизни среди дикой природы "Уолден, или Жизнь в лесу" вошел в золотой фонд американской литературы. В одной из глав этой книги философ-натуралист описывает поведение находчивой гагары, когда в ее владения вторгается человек.
Осенью, как обычно, на пруд вернулись для линьки гагары (Colymbus glacialis), и когда я проснулся, леса уже звенели от их дикого хохота. Едва пройдет слух, что они вернулись, как все любители охоты устремляются сюда в двуколках и пешком, по двое и по трое, с новейшими ружьями, остроконечными пулями и биноклями. Они шуршат по лесу, точно осенние листья, - по меньшей мере десять человек на одну гагару. Одни устраиваются на этом берегу, другие - на том: ведь если птица нырнет здесь, то должна вынырнуть там. Но вот поднимается добрый октябрьский ветер, шумит листьями, рябит воду, и уже невозможно услышать или увидеть гагару, как бы ее враги ни обшаривали пруд биноклями и ни оглашали леса пальбой. Волны сочувственно вздымаются и гневно плещут, заступаясь за всю водную дичь, так что наши охотнички не солоно хлебавши возвращаются в свои лавки и к брошенной работе. И все же, все же слишком часто им удавалось добиться своего. Выходя рано поутру набрать ведро воды, я нередко видел, как эта величавая птица выплывала из моего заливчика в нескольких ярдах от меня. Если я пытался догнать ее лодке, чтобы посмотреть, что она предпримет, гагара ныряла и исчезала бесследно - иной раз я видел ее вновь только под вечер. Но на поверхности скрыться от меня ей было не так-то просто. А в дождь она обычно не появлялась.
Как-то в один из тех тихих дней, которые опускаются на озера, точно легкий пух ваточника, я, тщетно объехав весь пруд, плыл уже вдоль северного берега, как вдруг одна гагара устремилась от берега на середину в десятке ярдов от меня и диким хохотом выдала свое присутствие. Я налег на весла, гагара нырнула, когда же она вновь появилась на поверхности, я оказался много ближе к ней, чем прежде. Она снова нырнула, но я не отгадал, в каком направлении она поплывет под водой, и, когда птица вынырнула, нас разделяло уже сто ярдов, ибо я сам усердно увеличил это расстояние, гребя не в ту сторону, и вновь она громко и долго хохотала - с гораздо большим на то основанием, чем прежде. Гагара маневрировала так хитро, что мне никак не удавалось подплыть к ней ближе, чем на десяток ярдов. Вынырнув, она всякий раз вертела головой, хладнокровно озирая воду и берега, и, вероятно, прикидывала, куда ей повернуть, чтобы затем вынырнуть на широком плесе и как можно дальше от лодки. Поразительно, как быстро она принимала решение и исполняла его. Она сразу же увлекла меня на самое широкое место пруда, и отогнать ее оттуда мне никак не удавалось. Пока она что-то замышляла, я пытался предугадать ее замысел. Это была чудесная игра, разыгрываемая на тихой воде,- человек против гагары. Внезапно фишка вашего противника исчезает под доской, и ваша задача - подвести свою фишку поближе к тому месту, на котором она может появиться вновь. Иногда гагара неожиданно выныривала по другую руку от меня, по-видимому проплыв прямо под лодкой. Она была так неутомима, так долго и легко могла не переводить духа, что, уплыв под водой очень далеко, тут же вновь ныряла без всякого отдыха. И тогда уж никакой ум не мог бы отгадать, куда, точно рыба, устремляется она под поверхностью воды: ведь у нее хватало времени и сноровки, чтобы побывать на дне пруда в самой глубокой его части. Рассказывают, что в нью-йоркских озерах гагары попадались на крючки, предназначенные для форели и заброшенные на глубину до восьмидесяти футов. Впрочем, Уолден глубже. Как, наверное, дивятся рыбы, когда эта неказистая гостья из другой стихии проносится сквозь гущу их косяков! Она же находит свой путь под водой как будто не хуже, чем на поверхности, а плывет даже быстрее. Раза два я замечал рябь там, где птица поднималась к поверхности, на миг высовывала голову, осматривалась и вновь ныряла. Я убедился, что проще опустить весла и ждать нового появления птицы, чем пытаться предугадать, где она вынырнет. Ведь снова и снова, когда я до рези в глазах вглядывался в одно какое-то место, ее жуткий хохот вдруг раздавался у меня за спиной. Но для чего же после стольких хитрых уловок она, вынырнув, неизменно выдавала свое присутствие этим громким хохотом? Неужто ей мало того, что ее белая грудь и так очень заметна? "До чего же глупая птица!" - подумал я. Кроме того, я обычно слышал всплеск воды, когда гагара выныривала, и знал, куда смотреть. Однако и час спустя гагара, казалось, нисколько не устала - она ныряла столь же охотно и уплывала даже еще дальше, чем вначале. Я невольно удивлялся, глядя, с какой безмятежностью она удаляется едва вынырнет на поверхность, не взъерошив и перышка на груди, хотя ее перепончатые лапы усердно работают под водой. Обычным ее криком был именно этот демонический смех, все же чем-то похожий на крики других водных птиц, но порой, когда ей удавалось особенно ловко меня, провести и всплыть далеко от лодки, она испускала протяжный жуткий вой, более похожий на волчий зов, чем на птичий голос,- на тот вой, который серый разбойник издает, опустив морду к земле. Таков крик гагары, пожалуй, самый дикий звук, оглашающий здешние леса и далеко по ним раскатывающийся. Я пришел к выводу, что птица смеялась над моими тщетными усилиями, уверенная в том, что всегда возьмет надо мной верх. Хотя к этому времени небо затянулось тучами, поверхность пруда оставалась совершенно недвижной, и если я не слышал гагары, то видел рябь там, где она всплывала. Ее белая грудь, полное затишье в воздухе и неподвижность воды - все было против нее. В конце концов, отплыв ярдов на сто, она вновь испустила долгий вой, словно взывая к богу гагар о помощи, и тотчас с востока налетел ветер, взбудоражил воду и затуманил воздух мелкой дождевой пылью; мне почудилось, будто молитва гагары была услышана и ее бог разгневался на меня, а потому я посмотрел, как гагара вновь исчезла среди поднявшихся волн, и поплыл к своему берегу.