15.07.2016

Самки синиц поют при появлении хищника

Песни птиц, иногда довольно приятные для человеческого уха, имеют вполне утилитарные функции для самих исполнителей. Это, прежде всего, привлечение пары и обозначение границ своего участка. В средних широтах обе задачи обычно ложатся на самцов, но это не значит, что их спутницы совсем не умеют петь. Новое исследование, выполненное орнитологами из Австрии и Чехии, показывает, что самки, возможно, поют куда чаще, чем принято считать. В серии экспериментов авторы показали, что птицы обоих полов начинают петь в случае угрозы со стороны хищников. Несмотря на то, что песня привлекает внимание нападающего, такое поведение может играть роль защитной реакции.

В мире пернатых пение обычно считается прерогативой самцов, но из этого правила есть немало исключений. Песня — многофункциональный сигнал, достигающий наибольшего развития в отряде воробьинообразных, а точнее, в одном из его подотрядов — певчих воробьиных. Другой подотряд, кричащие воробьиные, отличается упрощенным строением гортани и не обладает сложной вокализацией, как и большинство представителей других отрядов птиц. При этом самцы и самки воробьиных птиц не имеют существенных различий в строении гортани, а значит, оба пола в принципе могут издавать все необходимые для пения звуки. В экспериментальных условиях инъекция мужских гормонов действительно может «заставить» самок запеть, но орнитологи, работающие в полевых условиях, согласятся с тем, что в природе такое случается исключительно редко — во всяком случае, в высоких широтах.

Иногда самки начинают петь при гибели самца — возможно, для того, чтобы сохранить от посягательств гнездовой участок, ведь одна из функций песни как раз и состоит в обозначении территориальных границ (С. Е. Федотова, 2008. О пении самок у северной бормотушки Hippolais caligata). Один раз мне довелось наблюдать одновременное пение самца и самки соловья-красношейки — этот случай заставляет вспомнить о ряде тропических и субтропических групп птиц, например певчих сорокопутов (Laniarius), для которых такое дуэтное пение является нормой. Считается, что оно служит для поддержания контакта в паре, синхронизации цикла размножения, а также помогает оценить физиологическое состояние будущего «супруга». В низких широтах самки многих воробьиных птиц регулярно поют и в одиночку, однако в умеренном и холодном поясах птицы вынуждены более строго разграничивать роли различных полов. Пение — весьма энергозатратный процесс, и связанные с ним функции в высоких широтах отходят к самцам, тогда как самки в большинстве случаев уделяют больше времени и сил заботе о потомстве.

Впрочем, у многих птиц самцы и самки внешне неотличимы, поэтому определить, кто именно поет, без индивидуального мечения попросту невозможно. Как отмечают авторы обсуждаемой статьи, исследования пения самок в северных широтах пока что довольно скудны, и не исключено, что это явление распространено шире, чем принято думать. Чтобы убедиться в этом, коллектив орнитологов исследовал вокальное поведение обыкновенной лазоревки (Parus caeruleus) — одной из самых распространенных синиц в Европе. Лазоревка не избегает соседства с человеком и ее нетрудно встретить в городских парках и скверах, хотя по численности она заметно уступает вездесущей большой синице (Parus major), от которой отличается ярко-голубой шапочкой, крыльями и хвостом. Песня лазоревки не такая громкая и звонкая, как у большой синицы, но при этом более сложная: она состоит из двух-трех свистов и нисходящей трели (рис. 2). Помимо песни, лазоревка владеет широким репертуаром разнообразных позывок.

Еще в 1952 году Р. А. Хинд (Robert A. Hinde) описал пение лазоревки в ситуациях конфликта с посторонними самками, а изредка — и c самцами (R. A. Hinde, 1952. The Behaviour of the Great Tit (Parus Major) and Some Other Related Species). Но авторы нового исследования решили изучить необычную функцию песни, не связанную ни с половым отбором, ни с территориальным поведением. Ранее уже было известно, что самцы некоторых птиц, в том числе и лазоревок, поют при появлении хищника — то есть песня может играть роль тревожного сигнала. Эти сигналы хорошо изучены и у самцов, и у самок, но никому еще не удалось подтвердить, что и самки могут использовать песню в таком качестве.

Работы вели в лесу неподалеку от Вены (Австрия). Популяция синиц гнездилась в дуплянках — искусственных гнездовьях для мелких птиц. Чтобы не дожидаться появления настоящих хищников, ученые использовали их чучела, которые устанавливали рядом с дуплянками. Ястреб-перепелятник (Accipiter nisus) представляет угрозу как для птенцов, так и для взрослых птиц, а эскулапов полоз (Zamenis longissimus) может добраться только до птенцов. Чучела обоих хищников поочередно устанавливали у 10 гнезд примерно через 11 дней после вылупления птенцов. Тревожные сигналы возмущенных хозяев гнезда записывали на проигрыватель, а затем анализировали первые три минуты их вокализации.

Потревоженные птицы пели в шести случаях из 20, причем, только при появлении ястреба. Все особи были помечены цветными кольцами, поэтому в четырех экспериментах удалось точно установить, кто именно из «супругов» исполнял песню: в двух случаях пели только самки, в одном — только самец, и еще в одном — оба члена пары. При этом песни самца и самки почти не отличались друг от друга (см. рис. 2 и 3).

Что же заставляет птиц реагировать на опасность столь неожиданным способом? Буквально за несколько дней до выхода обсуждаемой статьи китайские орнитологи изложили прямо противоположную гипотезу, согласно которой пение помогает хищникам находить птичьи гнезда — поэтому их хозяевам выгодно исполнять простую и короткую песню, не привлекающую излишнего внимания.

Так ли это в действительности, пока что не вполне ясно, однако трудно усомниться в том, что песня демаскирует самого исполнителя. Впрочем, то же относится и к тревожным позывкам: очевидно, что если бы птицы предпочитали просто скрываться при появлении врага, лучше всего было бы делать это молча. С другой стороны, при нападении на взрослых птиц ястребы и другие хищники рассчитывают прежде всего на внезапность. Поэтому потенциальные жертвы стараются «проинформировать» хищника о том, что его уже заметили и атака в данный момент вряд ли принесет ему успех. Такое объяснение ранее предлагали, например, для полевого жаворонка (Alauda arvensis), который тоже отвечает песней на «воздушную тревогу» (W. Cresswell, 1994. Song as a pursuit-deterrent signal, and its occurrence relative to other anti-predation behaviours of skylark (Alauda arvensis) on attack by merlins (Falco columbarius)). В самом деле, если хищник уже заметил свою жертву, то не все ли равно, какими именно «словами» его окрикивать?

Одна из задач тревожных сигналов — привлечь к хищнику внимание других птиц, которые могут принять участие в коллективной защите своих владений. Еще можно предположить, что с помощью пения птицы пытаются позвать на помощь своего «супруга» — однако в большинстве экспериментов обе птицы и так находились рядом друг с другом и даже могли исполнять «тревожную песню» дуэтом. Так или иначе, песня вполне могла бы справляться с ролью сигнала об опасности, особенно если у «тревожной» песни есть какие-то специфические отличительные черты (пока неизвестно, так ли это).

Высказывались и более экзотические гипотезы. Так, орнитологи, изучавшие прекрасного и блестящего расписных малюров — птиц из тропического семейства малюровых — предположили, что пение в присутствии хищника свидетельствует о хорошем здоровье и силе самца, тем самым способствуя его успеху у самок (N. E. Langmore, R. A. Mulder, 2010. A Novel Context for Bird Song: Predator Calls Prompt Male Singing in the Kleptogamous Superb Fairy-wren, Malurus cyaneus). Впрочем, подтвердить это пока не удалось, поскольку достоверной связи между результативностью размножения и склонностью петь в опасных ситуациях выявлено не было (B. Zelano et al., 2008. Singing in the Face of Danger: the Anomalous Type II Vocalization of the Splendid Fairy-Wren). Для лазоревки такое объяснение и вовсе непригодно, поскольку они проявляли реакцию на хищников уже во время выращивания птенцов. В районе исследований лазоревки выращивают лишь один выводок в год, при этом размножение происходит достаточно синхронно во всей популяции — а значит, к тому моменту, когда ставились эксперименты, привлекать птицам было уже некого и незачем.

Авторы допускают, что «тревожное пение» может и вовсе не иметь никакой специфической функции: возможно, это — сугубо физиологическая реакция, вызванная стрессовой ситуацией. Примеры такого «неадекватного» поведения, получившие название смещенной активности, известны этологам уже давно, и, коль скоро большого вреда от них нет, они вполне могут закрепиться и даже стать обязательными элементами поведенческих ритуалов. Так, Николас Тинберген, один из основателей этологии, так описывал смещенную активность при территориальной агрессии у серебристой чайки: «Более сильное выражение враждебных намерений — "дерганье травы". Самец подходит довольно близко к противнику, нагибается, сердито клюет землю, хватает клювом пучок травы, мха или корней и вырывает его». Обычно чайки рвут траву при обустройстве гнезда, но стрессовая ситуация — конфликт между страхом и желанием напасть на чужака — находит выход в «бессмысленном» действии. Но если бы тревожное пение лазоревок объяснялось только этим, то его следовало бы ожидать при появлении любого хищника — однако эскулапов полоз ни разу не вызвал такой реакции. Логично объяснить это тем, что пение все-таки призвано переключить внимание хищника с гнезда на родителей, и поэтому такой прием не используется при нападении змеи, неспособной к охоте на взрослых птиц.

Как бы то ни было, обсуждаемая работа открывает широкое поле для дальнейших исследований функций песни. Вполне возможно, что пение самок — пусть и не слишком частое, но регулярное и вполне закономерное явление для птиц высоких широт.

Источник: Katharina Mahr, Carlo L. Seifert, Herbert Hoi. Female and male Blue Tits (Cyanistes caeruleus) sing in response to experimental predator exposition // Journal of Ornithology. 2016. DOI: 10.1007/s10336-016-1345-3.

Антон Морковин

Источники:

1. elementy.ru