Кольцо царя Соломона

Видный австрийский зоолог и лауреат Нобелевской премии Конрад Лоренц считает, что у высших животных существуют четкие средства общения и человек может не только изучить их, но и активно ими пользоваться. Сам он неоднократно становился другом или вожаком своих животных, а иной раз и заменял им мать. В этом отрывке из книги "Кольцо царя Соломона"^* Лоренц рассказывает о том, как, поступившись своей солидностью, он убедил выводок утят кряквы, что приходится им родной матерью. Из фотографии внизу видно, что его метод оказался вполне приложим и к гусятам.

^* (Лоренц К. Кольцо царя Соломона. Пер. с англ. Е. Панова. - М.: Знание, 1980)

Одно время я экспериментировал с молодыми кряковыми утками - меня интересовал вопрос, почему только что вылупившиеся инкубаторные утята в отличие от "новорожденных" птенцов серого гуся недоверчивы и пугливы. Гусята без колебаний начинают считать матерью первое живое существо, которое они встречают на своем жизненном пути, и доверчиво бегут за ним. Утята кряквы ведут себя совершенно иначе. Когда я брал из инкубатора только что вылупившихся утят, они всякий раз убегали от меня и забивались в ближайший темный угол. Почему? Я вспомнил, что однажды подложил яйца кряквы под мускусную утку и вылупившиеся крохотные утята отказались признать свою приемную мать. Едва обсохнув, они сразу же убежали от нее, и я потратил массу усилий, чтобы изловить этих кричащих, заблудившихся детей. Но вот когда я подложил яйца кряквы белой домашней утке, маленькие дикари, вылупившись, побежали за ней так, словно это была их настоящая мать. Секрет, по-видимому, заключался в ее криках. Ведь внешне белая домашняя утка так же не похожа на крякву, как и мускусная утка. Но у домашней утки есть одно сходство с кряквой (прародительницей всех наших домашних уток), и это сходство - ее крики. Хотя в процессе одомашнивания пропорции тела и окраска изменились, голос практически остался тем же.

Вывод был ясен: чтобы заставить маленьких крякв ходить за мной, я должен крякать, как их мамаша. Сказано - сделано. Я взял кладку насиженных яиц чистокровной дикой кряквы, положил их в инкубатор и, едва утята вылупились и обсохли, стал крякать для них. Я крякал без передышки полдня. И это возымело успех. Утята доверчиво уставились на меня, явно не испытывая ни малейшего страха. А когда, продолжая крякать, я медленно пошел от них, они послушно засеменили за мной тесной кучкой, точно утята, бегущие за своей матерью. Мое предположение было бесспорно доказано. Только что вылупившиеся утята обладают врожденной реакцией на голос матери, а не на ее внешний вид. Всякий, кто издает утиное кряканье, будет принят за мать - неважно, кто это: толстая белая пекинская утка или еще более толстый человек. Однако подставное лицо не должно быть особенно рослым. В начале моих опытов я садился в траву среди утят и передвигался в таком положении. Однако, стоило мне встать и позвать утят за собой, как они останавливались, растерянно смотрели во все стороны, но только не вверх, на меня, и вскоре начинался пронзительный писк покинутых матерью утят, который мы обычно называем плачем. Они не могли принять тот факт, что их мамаша стала вдруг такой высокой. А потому, если я хотел, чтобы утята следовали за мной, мне приходилось передвигаться на корточках. Нельзя сказать, что это было слишком удобно; но еще хуже то, что кряква-мать крякает непрерывно. Если я хотя бы на полминуты прерывал свое мелодичное "куаг, гегегегег, куаг, гегегегег...", шеи утят начинали вытягиваться, подобно тому как вытягиваются лица у обиженных детей, и, если я тут же не возобновлял кряканья, пронзительный плач поднимался снова. Как только я замолкал, им, вероятно, начинало казаться, что я умер или не люблю их больше - достаточная причина, чтобы заплакать! Утята в отличие от птенцов серого гуся оказались весьма требовательными и утомительными подопечными - вообразите двухчасовую прогулку с такими детьми, когда все время передвигаешься на корточках и крякаешь без остановки. Однако во имя науки я час за часом подвергал себя этому тяжелому испытанию.

Гусята признали Конрада Лоренца своей матерью

И вот на следующий день, скорчившись и крякая, я прогуливался с моими утятами по зеленой майской лужайке в дальнем конце нашего сада. Я радовался послушанию и точности, с какими мои утята вперевалочку следовали за мной. Как вдруг, взглянув вверх, я увидел над оградой сада ряд мертвенно-бледных лиц: группа туристов стояла за забором и в ужасе таращила на меня глаза. Их можно было понять! Они видели лишь бородатого толстяка, который, скорчившись в три погибели, выписывал восьмерки на лужайке, то и дело оглядываясь через плечо и крякая, а утята, которые объяснили бы и оправдали подобное нелепое поведение, были скрыты от глаз изумленной толпы высокой весенней травой.

Лоренц ведет за собой стайку гусят