ДРОЗДЫ

Мне приходилось слышать песни птиц и в беспредельных степях Казахстана, и высоко в горах среди зарослей рододендронов, у горных вершин Кавказа, и у просторов синего Каспия, и в дремучих сосновых борах Владимира, и в брянских дубравах, но почему-то самые теплые чувства пробуждают в моей памяти воспоминания о весенних песнях черных дроздов.

Чудесными гармониями гремят весенними ночами песни соловьев, разнообразнейшие сочетания сложных импровизаций слышатся в голосах джурбаев, отчетливо и задорно поют зяблики, радостные, весенние настроения в такт отбивают синицы, но столь печальных мелодий, полных невыразимой меланхолии, глубоких и скорбных флейтовых звуков, как в песнях дроздов, нет у других наших птиц. Когда я пытаюсь вызвать в памяти воспоминания о звуках этих весенних песен, они непременно ассоциируются с картинами особенно близкими и любимыми...

Ранняя весна в предгорьях Северного Кавказа. По опушкам лесов, по склонам балок, поросших кустами орешника и низенькими деревьями, на сырых лужайках, в тени столетних чинар цветут перевернутые вверх дном трехгранные стаканчики белых подснежников с их едва уловимым запахом весны и малиновые, собранные в кучки колокольчики хохлаток; полянки опушек усеяны синими звездочками пролески, а у кустов видны темно-фиолетовые душистые горные фиалки. Невысокие деревца верб, растущие кое-где по берегам быстро бегущих ручьев и речек, покрыты пушистыми нежно-желтыми барашками соцветий, вокруг них жужжат целые рои пчел и шмелей. В воздухе стоит золотистый туман от пыльцы, сыплющейся при порывах легкого ветерка из распустившихся сережек ольхи и орешников. Начинают цвести дикие фруктовые деревья - яблони, груши, алыча и кизил, покрывающиеся белыми, кремовыми, розовыми и желтыми цветами. Днем лес наполнен веселыми голосами многочисленных здесь синиц, звонким «боем» зябликов, переливами зарянок и лесных завирушек, однообразными мотивами поющих пеночек-теньковок. Диск солнца катится к западу, и дневные голоса леса постепенно смолкают. Через какой-нибудь час, когда солнце скрывается за зубцами снежных вершин горных хребтов, но еще светло, уже начинают звучать весенние рулады дроздов...

Я любил в такие весенние теплые вечера первых чисел апреля выйти куда-нибудь подальше за город, к берегу быстрой горной речки, чтобы послушать дроздов! Хорошо в такой вечер прилечь на нежную, только что показавшуюся из земли изумрудно-зеленую травку, заложить руки за голову и смотреть в бездонное голубое небо, розовеющее закатными красками, следить за легкими воздушными облачками, бегущими в неведомую даль, ни о чем не думать, а только слушать и слушать поющих черных дроздов, слушать их не по-весеннему грустные мелодии, своей печалью проникающие в сердце...

Поющая птица садится на ветки грушевого дерева, которое покрыто белыми кистями цветов и зелеными шарами омелы, немного опускает крылья, и, оставаясь совершенно неподвижной, закрывает мечтательно глаза, окаймленные оранжевыми веками. Начинается мелодия низкой и продолжительной флейтой, после этого следует короткая пауза и ряд мелодичных унылых, но изумительно гармоничных звуков, снова пауза, глубокий короткий повторяющийся свист.

Постепенно розовые краски заката густеют. Смеркается. Все дольше продолжаются паузы в песнях дроздов. Понемногу затихают и трели. Только изредка, то один, то другой из вечерних певцов издает звонкий отдельный свист... Затихают, наконец, и они. Темнеет. Пора становиться на тягу - сейчас полетят вальдшнепы...

Короткая кавказская весна в полном разгаре. Все деревья и кустарники покрылись свежей маслянистой зеленой и сочной листвой, сменившей нежные весенние цветы. На лужайках и лесных полянах цветут кукушкины слезки, белые лабазники, зацветают крупные ромашки.

Опушки наполняются одурманивающим запахом оранжево-желтых цветущих азалий. Теперь черные дрозды поют не только на утренних и вечерних зорях - они нашли себе подруг, разбились на пары, построили гнезда и коричнево-бурые дроздихи сидят на яйцах, а угольно-черные самцы дрозды развлекают самок печальными импровизациями целыми днями... Пройдет еще каких-нибудь 10 дней и из яиц у дроздов выведутся птенцы, беспрестанно требующие корма, и песни дроздов прекратятся до следующей весны. Очень редко, улучив свободную минутку, какой-нибудь дрозд просвистит короткую песню. Некогда сейчас птицам, у них горячая «рабочая» пора и им сейчас не до грустных мелодий!

Если вы собираетесь заводить у себя дома дроздов, то весна - самое лучшее время для этого. Разыщите гнездо с птенчиками и дождавшись, когда птенчики оперятся, но еще не будут вылетать из гнезда, перенесите весь выводок к себе домой, в клетку. Молодые дрозды очень прожорливы, вам придется дней 10-12 повозиться с ними, выкармливая их из рук до тех пор, пока они сами не научатся клевать предлагаемый им корм со дна клетки и из кормушек. Но за ваши хлопоты и возню вы будете вознаграждены сторицей, вы получите несколько вполне ручных, не боящихся вас дроздов. Имейте в виду, что дрозды очень робкие и пугливые птицы, поэтому пойманные во взрослом состоянии они с трудом осваиваются с жизнью в клетках, долго бьются в них и почти никогда полностью не приручаются.

Дроздятам первое время надо давать корм через каждые 1,5- 2 часа, постепенно удлиняя промежутки между кормлениями, доводя их до 3-4 раз в день.

Я выкармливал своих дроздят дождевыми червями, тонко нарезанными ломтиками вареного мяса и размоченным в воде изюмом (сабзой). Когда дроздята начинали брать корм самостоятельно, я переводил их на обычный рацион дроздов.

Петь молодые дрозды начинают в конце августа (они ворчат или шебуршат, как говорят птицеловы). В начале сентября они заканчивают линьку, и черные дрозды вместо бурого, пятнистого оперения первого птенцового наряда надевают наряд взрослых птиц. В это время самцы черных дроздов уже легко отличаются от самок.

Разница в оперении самцов и самок заметна только у черных дроздов, у остальных (несмотря на ряд признаков, указываемых в руководствах по содержанию птиц в клетках) полы ни по оперению, ни по величине и выражению глаз, ни по общему сложению, ни по общей величине, которая зависит от питания птенцов, неотличимы. Единственным критерием определения пока является пение самцов и молчание самок. Если молодые дрозды не начинают петь (вернее «ворчать») до ноября, следовательно, это самки и держать их в клетках смысла нет. За последние годы на основании наблюдений за моими дроздами (черными и певчими, выкормленными в клетках) я пришел к следующим выводам.

Дрозды подобно некоторым другим воробьиным птицам достигают половой зрелости лишь на втором году жизни. (Возможно, что это относится не ко всем этим птицам.) Факты, позволяющие вывести это заключение, следующие. Известно, что отдельные особи дроздов резко отличаются друг от друга богатством строф и трелей и звучностью своих песен. Я считаю, что эта индивидуальная особенность во многом зависит от возраста птиц. Я вскармливал птенцов черных и певчих дроздов, которые были взяты из гнезд в самом раннем возрасте. В первый год своей жизни, т. е. весной года, следующего после выхода из яйца, мои дрозды, как правило, всегда пели вполголоса, не издавали звучных флейтовых свистов и вообще их пение было не пение, а шебуршание. Песня вскормленных в клетке певчих и черных дроздов становится полнозвучной и мелодичной лишь на второй год жизни и достигает полной силы весной у двухгодовалых птиц. Поскольку пение птиц связано с деятельностью половых желез, из моих наблюдений можно сделать вывод о полном развитии гонад и их гуморальной деятельности у дроздов лишь к концу второго года жизни. (Это заключение, выведенное путем наблюдения над птицами в клетках, должно быть проверено морфологически и анатомически.)

Из всех видов наших дроздов лучшими певцами считают певчих и черных. Я лично больше всего люблю пение певчих дроздов, но оно, пожалуй, слишком громко для комнаты. В песне певчих дроздов совершенно отсутствуют чокающие и трещащие звуки, а вся песня составлена из музыкальных, чистых флейтовых мелодий и строф. Особенно эффектны в пении этих птиц короткие паузы между строфами. Отдельные звуки, звучащие в песне певчих дроздов, напоминают песню соловьев, и Брем называет поэтому певчих дроздов «соловьями Норвегии», где их пение особенно ценят.

Я держал разные виды дроздов в продолжении многих лет. За долгие годы у меня жили певчие и черные, белозобые и рябинники, дерябы и белобровики. Некоторые из них почти не пели, не утрачивая, несмотря на все мои старания, своей пугливости (белозобые), большинство же пело в течение почти круглого года, с короткими перерывами на время интенсивной линьки (июль - август). Из моих дроздов мне особенно памятен певчий дрозд, названный Сашей. Он был получен мною от моего друга А. Г. Компанийца.

Саша начинал петь по утрам раньше всех остальных моих птиц, когда до рассвета оставалось часа полтора. Его пение было удивительно гармонично и разнообразно (даже для певчего дрозда) и состояло из глубоких и низких флейтовых свистов, высоких и очень громких трелей. (Мои домашние говорили, что пение моего Саши «пронзает их насквозь».) Саша обожал купаться, и воду ему приходилось ставить в клетку по нескольку раз в день, так как он сейчас же разбрызгивал ее по комнате. Мой дрозд, безусловно, различал и узнавал людей: если я подходил к его клетке, Саша оставался спокоен, не метался и не бился в ней (за ним ухаживал я). Совершенно по-иному вел он себя, если к нему подходили другие мои домашние. Он испытывал панический ужас при приближении к нему наших охотничьих собак. Клетка с Сашей обычно стояла на высоком книжном шкафу, и там он себя чувствовал спокойно. Когда же для чистки клетку снимали со шкафа и если в это время подбегали к ней собаки, то Саша принимался метаться по клетке почти до полного изнеможения и не успокаивался еще долгое время после водворения ее на место. Прожил у нас Саша лет 5 и погиб, очевидно, от старости.

Из черных дроздов особое место в моих «воспоминаниях старого птицелова» принадлежит дрозду, которого я приобрел еще в детстве у Бориса-птицелова. Людей дрозд не боялся и был совершенно ручным, так как он был взят еще птенцом. Когда я подходил к дрозду с кормушкой в руках, он слетал с жердочки на дно клетки и ковылял к дверце. Едва я успевал открыть дверцу, дрозд прыгал ко мне на руку, забавно топорщил перья и клевал меня. Этот дрозд пел замечательно! Меланхолические, печальные его рулады неслись из сарая, в котором помещалась клетка с дроздом, с раннего утра и до позднего вечера. Часто я, подходя из школы к дому, слышал пение своего дрозда квартала за два. У нас в городе было много купцов-иранцев, больших любителей пения черных дроздов, и неоднократно ко мне являлись почтенные, взрослые люди, с окрашенными хной в красный цвет бородами и усами, предлагая продать им моего дрозда. (Но я уже тогда - этого правила я придерживаюсь и до настоящего времени - считал птиц своими друзьями, а друзей не продают!)

В летние дни, если я не бывал на охоте, я выносил клетку с черным дроздом в сад и помещал его на солнце. Дрозд, наслаждаясь солнечными лучами, ложился на дно своей клетки, распускал веером хвост, вытягивал крылья и, поворачиваясь с боку на бок, мог принимать солнечные ванны целыми часами. Этот дрозд прожил у меня года 3 и жизнь его окончилась весьма трагично - в сарай забралась крыса и загрызла моего дрозда.

...Сейчас, среди многих птиц, живущих у меня дома, на книжном шкафу, в клетке, напоминающей клетку, в которой когда-то жил мой дрозд Саша, живет певчий дрозд, названный в честь моей старой любимой птицы тоже Сашей, он подарен мне моим сыном - молодым птицеловом.